сделать сартовой | добавить в избранное | написать

Главная Биография Памятники The biography Мемуары Через Гоби и Хинган Разгром «армии мстителей» В боях за освобождение Румынии, Венгрии, Чехословакии Конец Квантунской армии Кавалерия в боях за Столицу - 1 часть Кавалерия в боях за Столицу - 2 часть Кавалерия в боях за Столицу - 3 часть Кавалерия в боях за Столицу - 4 часть Фото ВОВ Фото Плиев И.А Петр Никитин "Мастер стремительных рейдов" - 1 часть Петр Никитин "Мастер стремительных рейдов" - 2 часть Василевский А.М. "В борьбе за Днепр" Бабусенко Галина "Шашки на голо" Владимир Сергеев "Операция Анадырь" - 1 часть Владимир Сергеев "Операция Анадырь" - 2 часть Ю.И. Мухин "Благодарность без благоволения" Феликс Каменецкий "Одесская операция 1944 года" Петр САФОНОВ "Мастер конных рейдов" Парламентская газета "Война в моей семье" Грибков Александр Иванович «Разработка замысла и осуществление операции"Анадырь" (Полная версия)Грибков Александр Иванович «Разработка замысла и осуществление операции"Анадырь" Информационное сообщение Министерства обороны СССР ко дню 50-летия Советской Армии Ссылки Links Гостевая

Фото Плиева И.А.





Проголосуй за Рейтинг Военных Сайтов! Rambler's Top100


Холлидт: все подчинить прорыву за Южный Буг


Пленный офицер держался спокойно, говорил неторопливо, обстоятельно: [97]

— Важный, на мой взгляд, разговор произошел между командиром нашего корпуса и генерал-полковником Холлидтом. Он объективно доложил бедственное положение, в котором оказался корпус в связи с появлением подвижной группировки русских в нашем тылу. Генерал Холлидт приказал все подчинить прорыву за Южный Буг. Я понял так, что сегодня ночью будет предпринята попытка пробить коридор через Ново-Григорьевку и закрепить его.

Эти действительно важные показания можно было не проверять. Генерал Танасчишин уже докладывал, что его разведка обнаружила сосредоточение крупных сил пехоты восточнее Ново-Григорьевки.

— Почему вы столь откровенно раскрываете действия своих войск?

Офицер потер пальцами помятый годами и переживаниями лоб, покачал головой.

— Конечно, не для того, чтобы в эту ночь погибли те, кто готовится прорваться... Чем быстрее закончится война, тем больше останется живых. — Он рассказал, что призван в армию всего несколько месяцев назад. Раньше работал на военном заводе и руководил подпольной антифашистской группой. — Нашу помощь вы не замечаете, — грустно улыбнулся офицер, — обращают обычно внимание на тот снаряд, который взорвался, а наша работа — те, которые не взрываются...

Ночью 11 марта действительно две пехотные дивизии немцев, 9-я и 147-я, атаковали Ново-Григорьевку, где на путях отхода развернула свои боевые порядки 14-я гвардейская механизированная бригада полковника Н. А. Никитина. Охваченные безумным стремлением во что бы то ни стало вырваться из смертельного опасного «мешка», дивизии немцев рвались вдоль дороги прямолинейно, напролом. Комбриг вывел артиллерию на прямую наводку и смассировал огонь всей бригады по боевым порядкам главной группировки противника, провел серию фланговых контратак. Сила наступательной энергии гитлеровцев была приглушена, но выбить их из села не удалось. В ходе боя выявились силы противника. И хотя различные источники давали противоречивые сведения, по более умеренным данным на прорыв было брошено более тысячи человек пехоты, несколько десятков танков, дивизион артиллерии и минометная батарея. Следовало учитывать, [98] что вот-вот начнут подходить все новые и новые силы. Мне казалось, что именно здесь через Явкино и Ново-Григорьевку хлынут на запад 4-й и 17-й армейские корпуса немцев. Севернее для них было опаснее, хотя бы потому, что это означало двигаться по «коридору» между 8-й гвардейской армией и Конно-механизированной группой.

Штаб фронта информировал меня, что крупные силы 29-го немецкого армейского корпуса также предприняли попытку нанести контрудар из района Лоцкино, Макеевка в общем направлении на город Новый Буг.

В сложившейся обстановке важно было решить две основные задачи: разгромить главную группировку на нашем направлении и захватить Явкино и Бармашово.

В темноте мы с трудом нашли железнодорожную будку, где меня ждали Марченко, Тутаринов, Завьялов и другие командиры.

— Охватывайте Ново-Григорьевку с запада, — приказываю генералу Тутаринову, — и передайте полковнику Никитину, пусть, не задерживаясь, наступает вслед за 13-й и 15-й мехбригадами на Явкино. А вы со своей бригадой, — эти слова относились к полковнику Завьялову, — атакуйте группировку немцев с севера во фланг. Имейте в виду, левее вас уже совершает обход дивизия генерала Головского. Она будет наступать на Явкино, взаимодействуя с бригадами Танасчишина. Частью сил прикроет действия группы с востока, чтобы не допустить подхода новых сил, пока мы не расправимся с этой группировкой.

Мне было совершенно ясно, что вражеские колонны в любой момент могут, не приняв боя, двинуться на юг. Поэтому мы предусмотрели параллельное преследование с опережением противника в узких местах.

Другая важнейшая задача этой ночи — захват Явкино и Бармашово — была возложена на корпус генерала Танасчишина.

Всю ночь напролет вокруг Ново-Григорьевки с воем и свистом раскраивали тьму светящиеся трассы снарядов и пуль, пылали зарницы пожаров, воздух наполнился терпким запахом пороховой гари и горящих машин. Всю ночь кубанцы решительно перемалывали немецкие части, стремящиеся под прикрытием бронепоездов прорваться на запад. Направления их усилий часто менялись.

9-я гвардейская кавалерийская дивизия вывела всю свою артиллерию, танки и самоходки на прямую наводку [99] и надежно сдерживала натиск танков и пехоты гитлеровцев, начиная расстреливать их с наиболее выгодной дистанции. Во второй половине ночи завьяловская бригада атаковала части 9-й пехотной дивизии противника во фланг и ворвалась в Ново-Григорьевку с севера. Кубанцы развили этот успех. Но новая волна отходящих частей противника чуть было не захлестнула казаков. Начались ближние бои, доходящие до рукопашных схваток. Наступил момент, когда подразделения немцев с танками прорвались к командному пункту 32-го кавалерийского полка. Рядом с КП на огневых позициях находились три батареи 181-го гвардейского артиллерийско-минометного полка. Они-то и приняли на себя атаку танков. И когда командир 32-го полка майор Шакшаев, закаленный в боях храбрый офицер, рассказывал мне о боевом задоре и беспримерной отваге командира батареи старшего лейтенанта Калоева, о боевой выдержке и стойкости комбата старшего лейтенанта Пилюшенко, о снайперском мастерстве командира артиллерийского взвода лейтенанта Гутиева, уничтожившем в этом бою танк, орудие, автомашину и два крупнокалиберных пулемета, я знал: героизм этих офицеров достоин самой высокой награды. Особенно запомнился мне рассказ Шакшаева о подвиге командира орудия сержанта Незнайко и наводчика Шаримова. «Их орудие стояло в лесопосадке возле командного пункта. Рядом вел бой еще один орудийный расчет. С пологого косогора спускался «тигр», за ним двигалось самоходное орудие «фердинанд». Они быстро приближались, стреляя на ходу. Неожиданно из-за стога сена появился еще один танк, он устремился прямо на орудие Незнайко. «Мне казалось, — рассказывает майор, — что особой опасности нет: два против трех — нормально. Но немецкая самоходка попала прямо в наше орудие, и сержант остался один против трех. А расстояние сократилось, значит и времени в обрез. Смотрю, ствол орудия разворачивается влево, где «тигр» и «фердинанд» уже были вплотную у лесополосы. Мы приготовили противотанковые гранаты. Выстрел. Танк закрутился на месте и стал. К нему бросился казак с бутылкой «КС» и поджег моторную часть. Второй выстрел. Самоходное орудие продолжает двигаться вперед, но из него выскакивают солдаты и бегут назад. С ужасом вижу, что. у Незнайко и Шаримова времени для выстрела не осталось. [100]

Немецкий танк совсем рядом, сейчас он раздавит храбрецов гусеницами. Но они все же успели развернуть орудие, и, когда ствол чуть было не уткнулся в броню, словно гром, прозвучал последний выстрел этого орудия. Смертельно раненный танк по инерции поднял еще орудие на дыбы, опрокинул его и, волоча перед собою, исковеркал. Орудие погибло, но герои наши в последний момент успели отскочить в сторону».

Напряжение боя на этом участке резко возросло. К тому же мне доложили, что со стороны села Киевское подходит большая колонна вражеской пехоты. События начали развертываться сложнее, чем мы предполагали. Теперь уже многое зависело от того, насколько быстро мы разгромим противника в районе Ново-Григорьевки. Решение, которое у меня возникло, несколько изменяло лишь задачу дивизии генерала Головского.

Укрывшись буркой от влажного упругого ветра, быстро диктую боевое распоряжение Василию Сергеевичу: «...Главными силами дивизии разгромить противника, выдвигающегося из Киевское. Одним полком с танковым батальоном немедленно атаковать противника в южной части Ново-Григорьевки и во взаимодействии с 5-й отдельной мотострелковой бригадой разбить его. Атаку вести с предельной решительностью, смело и стремительно». Офицер связи и сопровождающие его казаки вскакивают в седла и растворяются в темноте.

Этот маневр оказал решающее влияние на ход боя. Но кроме этого, необыкновенно быстрому и совершенно полному разгрому противника в немалой мере способствовала одна военная хитрость. Глазами пленных это выглядело так.

Немцы ждали подхода новых сил со стороны села Киевское, чтобы предпринять еще одну попытку прорваться к реке Ингул. Ранним утром подразделения, захватившие восточную окраину, заметили колонну своих танков, на которых сидели солдаты. Въехав в село, солдаты сбросили шинели. Это оказались советские автоматчики на трофейных танках.

Внезапность, достигнутая такой тактической маскировкой, дала возможность захватить узловые позиции немцев. Сопротивление их было сломлено. У противника началась паника. Потери 10-й гвардейской кавалерийской дивизии не сказались на результатах ее действий. [101]

Колонна немецкой пехоты, которую она атаковала, была разбита и рассеяна по степи.

Острота боевых действий в районе Ново-Григорьевки не притупляла мое внимание к развитию наступления на Бармашово. Крутая бармашовская балка, протянувшаяся до самого моря, могла явиться для противника выгодным промежуточным рубежом обороны, тем более, что на нее «нанизан» целый ряд населенных пунктов. Восточнее, через Явкино на юг, тянулась такая же балка, берега ее были также усеяны хуторами, селами. Эту балку мы назвали Ново-Петровской.

Через Бармашово и южнее, к реке Ингул, тянется много параллельных дорог. Местность эта удобна для отхода войск противника благодаря сочетанию характера дорог и наличия выгодных рубежей для прикрытия движения колонн.

Для нас выход на рубеж бармашовской балки тоже давал много преимуществ такого же порядка, — только в целях увеличения темпов наступления.

Еще в три часа ночи (об этом мне напоминает сохранившееся боевое донесение) 13-я и 15-я гвардейские механизированные бригады достигли Явкино. Оно было занято противником, имевшим, судя по всему, намерение упорно удерживать его. Мне совершенно не хотелось терять время на этот, хотя и большой, но в данной обстановке не столь уж важный населенный пункт. «Явкино обойти и развивать стремительное наступление на Бармашово» — такое боевое распоряжение было отдано генералу Танасчишину. Понимая, что оставлять его немцам также нельзя, приказал эту задачу возложить на 14-ю гвардейскую механизированную бригаду, которая, как известно, была мной использована для удержания Ново-Григорьевки, и теперь вновь передавалась механизированному корпусу.

Главные силы Сталинградского мехкорпуса начали стремительное движение на юг, громя на своем пути колонны противника. Всю ночь танковые и механизированные бригады сталинградцев рвались вперед. На рассвете у хутора Ровное передовой отряд корпуса (36-я гвардейская танковая бригада с приданными ей 35-м и 212-м танковыми полками) разгромил крупную немецкую колонну, двигавшуюся по полевой дороге на Ново-Александровку. Наша разведка уже давно следила за движением [102] этой колонны. Комбриг полковник Жуков заранее отдал приказ командирам частей быть в готовности к бою на рубеже села Ровное. Двигались сначала в предбоевых порядках. Когда в предрассветной долине заметили длинную медленно ползущую колонну, танковые полки резко увеличили скорость и, развернувшись в боевой порядок, атаковали ее. Передние автомашины колонны были сразу же подбиты. Образовалась пробка. Колесный транспорт стал. Орудия в этой мешанине не успели развернуться. Особенно большое скопление образовалось в селе. Было видно, как там метались машины, кони, люди. Паника поднялась невероятная. Так бывает, когда врага охватывает чувство обреченности. Разгром противника был полный.

Утром, сопоставляя разведывательные сведения, мы пришли к выводу, что этой ночью Конно-механизированная группа разгромила передовые части 4-го, 17-го и 44-го армейских корпусов 6-й армии, которые должны были создать условия для планомерного отвода главных сил 6-й армии за реку Ингул. Значит, первая карта, на которую ставил генерал-полковник Холлидт, стремясь пробить коридор и закрепив его «стены», отвести армию за реку Ингул и за реку Южный Буг, бита.

Теперь, пока главные силы Холлидта не хлынули еще на запад, пока они продолжают действовать против наших войск, наступающих с фронта, Конно-механизированная группа должна успеть захватить Снигиревку и выйти на рубеж реки Ингулец. На худой случай, думалось мне, необходимо закрепиться на рубеже Спасское, Ново-Петровка, Гуляй-Городок. Ведь теперь, когда мы перехватили все пути отхода войскам генерал-полковника Холлидта на запад и создали условия для их полного оперативного окружения, нельзя не учитывать, что попытку прорваться из котла предпримут 12–13 дивизий и еще целый ряд спецчастей 6-й армии{23} — сила немалая. Но мы рассчитывали, что с подходом 23-го танкового корпуса многие трудности оперативного характера будут уверенно преодолены.

На улицах Ново-Григорьевки еще шли бои, а мы в одном из домов, у пруда, разложили оперативную карту. Надо было немедленно принять решение, каким образом [103] быстрее и эффективнее овладеть Снигиревкой. Боевые распоряжения диктовались, как обычно, прямо с карты. Ждать, пока штаб соберет и обобщит сведения об обстановке и выработает предложения для принятия решения на дальнейшие действия, нет времени. Конкретно сложившаяся обстановка вновь выдвигала жесткую формулу: войска — командующий — войска. А штаб, выполняя решение командующего, быстро и деятельно осуществляет оперативное обеспечение боевых действий. Коротко дальнейшие боевые действия мыслилось развивать следующим образом.

4-й гвардейский механизированный корпус главными силами нацеливался на Снигиревку, а частью сил на Бармашово, 23-й танковый корпус генерала Пушкина должен был обойти Бармашово с востока и, продолжая наступление на юго-восток, овладеть районом Бурхановка, Заря. 4-му гвардейскому кавалерийскому корпусу намечалась более обширная программа действий. 9-я гвардейская кавдивизия выходила на железную дорогу Снигиревка — Николаев, седлала ее и прилегающее к ней шоссе в районе Ново-Петровки, Дарьево-Александровки. 30-я Краснознаменная дивизия должна была овладеть населенным пунктом Киселевка, расположенным в восьми километрах южнее Бармашово. Наконец, 10-я гвардейская кавдивизия наносила удар с северо-запада на Бармашово и во взаимодействии с 4-м гвардейским мехкорпусом овладевала этим пунктом. В резерве оставались 5-я отдельная мотострелковая бригада, 152 гвардейский истребительно-противотанковый и другие отдельные полки. Все эти задачи планировалось выполнить к исходу 11 марта.

Было уже четыре часа утра, когда закончил диктовать боевые распоряжения и вышел на улицу подышать свежим воздухом. На небе тревожно мерцали звезды. Было холодно. Я плотнее запахнул полы бурки, прислушался. Далеко из-за села доносился шум боя. Там короткими автоматными строчками перечеркивались чьи-то жизни. По улице пронеслись две тачанки. В соседнем дворе слышался знакомый гомон эскадрона охраны, собирающегося выступать. Через час мне доложили, что штаб корпуса в конном строю подходит к Ново-Григорьевке. Наша оперативная группа передового командного пункта выехала из села через северо-восточную окраину и у лесопосада встретилась со штабом. [104]

Мы пробирались среди массы трупов немецких солдат, объезжая сгоревшие танки, самоходные орудия и автомобили. Перед селом картина этого побоища выглядела еще более суровой. Насколько видел глаз, раскинулось огромное кладбище брошенной и уничтоженной боевой техники. Широкая полоса вдоль дороги из села Киевское до Ново-Григорьевки была «запорошена» трупами в серо-зеленых шинелях.

Из села выдвигались предбоевые порядки дивизии генерала Тутаринова. Мы подождали пока она вытянется, и двинулись с ней в обход Явкино с запада. 14-я гвардейская мехбригада, как мне доложили, уже добивала противника в последних кварталах на восточной окраине.

— Оставайтесь здесь, — сказал я генералу Пичугину, — моя опергруппа будет с передовыми частями. Ускорьте наступление 10-й гвардейской кавалерийской дивизии на Бармашово.

Мы двинули коней, и, отклонившись влево, начали обгонять полки, которые под прикрытием лесопосадок медленно развертывались по степи в боевые порядки. Сквозь звон конского снаряжения, скрип повозок и тачанок, надсадный шум танковых моторов стал прослушиваться, уже изрядно надоевший, стонущий гул немецких штурмовиков. Мы свернули в сторону от дороги и поехали через поле. Звуки самолетов быстро настигали нас. Передние всадники ускорили ход. Эту инициативу взял на себя наш прославленный начальник разведки казачьего корпуса полковник Компаниец. Привычные к строю кони сразу двинулись переменным аллюром. По звуку я определил, что самолеты делают боевой разворот. Вся степь наполнилась треском огня: по самолетам били из крупнокалиберных зенитных пулеметов, станкачей, приспособленных для ведения огня по воздушным целям; из противотанковых ружей, ДШКи просто из стрелкового оружия.

— А вот и «наши», — совсем обыденно сказал кто-то сзади.

Взглянул в небо. Два «Фокке-Вульфа», круто снижаясь, шли в нашу сторону. Душераздирающий вой, казалось, разорвет перепонки. И вдруг новый звук — свист падающих бомб. Мы делаем рывок в сторону. Бомбы падают метрах в ста слева от нас. Началась игра со смертью. Мы внимательны и собранны. Новый заход, [105] свист бомб, взрывы... Так продолжается минут двадцать, пока противник не израсходовал весь свой боезапас.

Было уже около пяти часов утра, когда у села Червона Долина, это недалеко от Снигиревки, мы догнали передовой отряд 9-й гвардейской кавдивизии — 32-й казачий полк.

...Надвигались сумерки. Значит скоро ночь, та пора, когда Конно-механизированная группа избавлялась от назойливой авиации противника и получала подавляющее превосходство на поле боя.

Перед самым селом мы наткнулись на командный пункт 32-го кавполка. Майор Шакшаев доложил, что село занято противником. На западном склоне балки ведутся оборонительные работы.

— Подведите полк по боковой балке к селу и с ходу атакуйте его, — было приказано командиру полка.

Подойти к Червоной Долине удалось незаметно. Оставив коней в балке, казаки выдвинулись на высоту и молча бросились вниз по ее склону к селу. Гитлеровцы были захвачены врасплох. Семьдесят восемь солдат и офицеров во главе с капитаном пополнили колонны пленных.

Узловым вопросом для нас в этот день было, конечно, Бармашово. Взятие его развязывало руки и мехкорпусу, и 10-й гвардейской кавдивизии для наступления на Снигиревку. О том, как было взято Бармашово, стоит коротко рассказать.

Мотострелковые бригады полковника Н. Е. Щербакова и подполковника М. А. Андрианова в середине дня вышли к Бармашово и завязали бой. Генерал Танасчишин доложил, что на корпус обрушилась большая группа «Юнкерсов-87», «Фокке-Вульфов-190» и «Хейншелей-129». Я и сам видел адскую карусель мечущихся стервятников. Сбросив весь бомбовый груз, они улетели.

Командир 36-й гвардейской танковой бригады выдвинулся вперед к селу, чтобы провести командирскую рекогносцировку. Вдруг он услышал, что там идет бой, и решил немедленно атаковать всей бригадой. На танки была посажена мотопехота. Полки на большой скорости ринулись вдоль шоссейной дороги и с ходу ворвались в северную часть Бармашово. К первым танкам навстречу выскочило несколько вооруженных жителей села. Танки остановились, автоматчики заняли подходы к кварталу. К командиру бригады подошел лейтенант чехословацкой [106] части и доложил, что население Бармашово восстало, и на их сторону перешли некоторые чехословацкие военнослужащие. Северная половина села захвачена повстанцами. Подоспевшая мотопехота корпуса сломила сопротивление гитлеровцев. К этому времени 10-я гвардейская кавалерийская дивизия, прорвавшись через железную дорогу Новый Буг — Николаев, подходила к Бармашово.

К вечеру положение войск Конно-механизированной группы выглядело несколько своеобразно. Дело в том, что кавалерийские дивизии и отдельная мотострелковая бригада прорвались к Новопетровке и завязали напряженный бой. Через этот населенный пункт, находящийся всего в десяти километрах к западу от Снигиревки, проходят главные шоссейная и железнодорожная магистрали на город Николаев. Поэтому командование 6-й армии бросило сюда крупные силы, чтобы удержать этот пункт. Сталинградский корпус оказался значительно западнее кубанцев, а танковый корпус генерал-лейтенанта Пушкина по имеющимся сведениям выдвигался к Баштанке, чтобы начать наступление в общем направлении на Бурхановку. Таким образом, к моменту решающих боев Конно-механизированная группа, ведущая непрерывные многосуточные бои в условиях непролазной грязи и бездорожья, под непрекращающимися массированными ударами с воздуха, продолжала операцию, сохраняя надежду на скорый подход ее танкового корпуса.

Когда генерал Танасчишин докладывал мне о ходе и результатах боя за Бармашово, я приказал захваченные позиции передать 10-й гвардейской дивизии полковника Гадалина, а корпусу развернуться фронтом на восток и развивать стремительное наступление на Снигиревку через село Спасское.

— Товарищ командующий, — обратился ко мне Танасчишин. — Направление на Спасское — это сплошное море непроходимой грязи, а от него на Снигиревку еще хуже. Боюсь, запорем моторы. Лучше наступать вдоль шоссе через Ново-Петровку. К тому же это наикратчайший путь.

Казалось бы, действительно, коли дивизия Тутаринова с ходу не взяла Ново-Петровку ударом с севера, то наступлением корпуса Танасчишина с востока вдоль шоссе эта задача может быть решена быстро, что ускорит возможность наступления на Снигиревку всеми силами. Эту [107] идею поддерживал и начальник штаба группы. Они, конечно, были правы. Приказом фронта перед Конно-механизированной группой была поставлена задача: «Снигиревку взять». Необходимо было во что бы то ни стало прочно закрепиться на рубеже балки, на которой много населенных пунктов. Этим достигалась главная цель рейдовой операции — завершалось окружение 6-й армии немцев. В связи с тем, что 23-й танковый корпус до сих пор не приступил к выполнению поставленной перед ним задачи, — эта задача была возложена на 30-ю кавалерийскую дивизию. Она должна была пройти между Бармашово и Ново-Петровкой, захватить Киселевку и, развернувшись здесь фронтом на восток, наступать на Бурхановку.

Надвигалась ночь с 11 на 12 марта 1944 года — ночь, на которую мы возлагали большие надежды. Нам предстояло овладеть всеми пунктами на фронте от села Спасское до Светлой Дачи и закрепиться здесь. Частью сил овладеть Снигиревкой.

Участок фронта, разорванный Конно-механизированной группой, представлял собой широкий коридор. Северную стену его образовала 37-я армия, а южную — 8-я гвардейская армия. Через него к Южному Бугу, в общем направлении на Новую Одессу хлынули войска 46-й армии. Наступление этой армии уже к вечеру 11 марта вынудило генерала Холлидта обратить внимание на усиление обороны по рубежу реки Южный Буг. Он спешно перебрасывает в район Новой Одессы свои последние резервы. Но главное, к чему стремилось командование «армии мстителей», — любой ценой спасти попавшие в окружение 4-й, 17-й и 29-й армейские корпуса и другие части.

Мне было известно, что первая попытка немцев пробить коридор через Ново-Григорьевку провалилась, а группа войск «Кирхнера»{24} была начисто изолирована от главных сил, то есть от южной группировки 6-й армии Холлидта. Было ясно, что приказ Холлидта «все подчинить прорыву за Южный Буг» теперь был на грани провала. 29-й армейский корпус 11 марта не смог прорвать фронт войск генерала Чуйкова. Бои там развернулись [108] кровопролитные. Некоторые населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Обстановка сложилась крайне напряженная. Зато 28-й стрелковый корпус, наступавший вслед за Конно-механизированной группой на юг, вышел уже на рубеж Константиновка, Ново-Григорьевка. Разрыв между нами был все же большой — до сорока километров. Из всего этого я сделал для себя вывод, что 29-й армейский корпус не может угрожать Конно-механизированной группе с тыла. Ему, как говорится, не до этого. На него возложены такие задачи, от которых он наверняка лопнет. Все-таки 8-я гвардейская — это закаленная в боях армия, да и командует ею опытный и боевой командарм — генерал-полковник В. И. Чуйков — герой Сталинграда.

Более всего меня волновали события, развивающиеся в полосе 6-й, 5-й ударной и 28-й армий. В случае, если бы армия генерала И. Т. Шлемина сломила сопротивление противостоящего ей противника раньше других, то он, отступая на юго-запад (на западе пути были уже перерезаны [109] войсками генерала Чуйкова), навалится на наш левый фланг. Для их разгрома надо будет перестроить боевые порядки фронтом на север и северо-восток. Ну, а если успех обеспечит сначала армия генерала А. А. Гречкина, наступающая, как известно, на левом крыле фронта, в этом случае нам придется перестраивать боевые порядки для разгрома противника в юго-восточном и в южном направлениях. Нас устраивало более всего успешное наступление войск генерала-полковника В. Д. Цветаева. Даже еще не закрепившись на захваченном рубеже, мы могли достойно и организованно встретить отходящего с востока прямо на нас противника.

Исходя из этих возможностей, возникло решение дальше захваченного рубежа по Ново-Петровской балке не наступать, а Снигиревку захватить частью сил 4-го гвардейского мехкорпуса. Казалось, что если Конно-механизированная группа будет продолжать наступление на восток и смассирует свои усилия на Снигиревку, то за нашей спиной противник может начать отход на запад. Какое-то основание для такого решения давало и то, что приказ об овладении городом Снигиревкой подкреплялся передачей в мое подчинение 23-го танкового корпуса, подход которого мы ждали с часа на час.

Вечером 11 марта мы начали осуществлять широкий маневр, изменяя фронт наступления своих войск с южного направления на восточное, перебрасывая одновременно одну кавдивизию на правый фланг, другую — от реки Ингул в Бармашово для образования второго, эшелона. Мехкорпус выдвигался на левый фланг группы.

На первых порах наибольшую трудность представлял разгром противника, удерживающего Ново-Петровку и Дарьево-Александровку. Эти два населенных пункта расположены рядом — один на западных, другой на восточных скатах балки Веревчина, которая тянется на юг до самого Херсона. По их северным окраинам проходят железная и шоссейная дороги, за которыми лежит село Люблино.

На Ново-Петровку наступал 30-й, а на Дарьево-Александровку — 32-й полки 9-й гвардейской кавалерийской дивизии. Их поддерживал 128-й танковый полк. У лесопосада, за селом Орлово, полки развернулись в боевой порядок и начали движение на юг, обтекая Люблино с двух сторон. Немцы попытались задержать казаков, но [110] густые сумерки укрыли их от прицельного огня. Последовала контратака. Напряжение боя быстро нарастало. Первые пленные показали, что этот важный узел сопротивления обороняют части 304-й пехотной дивизии.

К полуночи казаки генерала Тутаринова прорвались к железнодорожной насыпи и залегли под сильным огнем противника. «Быть может часть сил дивизии генерала Головского завернуть для удара во фланг с востока? — подумал я, и представил, как его полки движутся по бездорожью, по пояс в грязи. Они идут с непрерывными боями, уничтожая на своем пути подразделения противника, отходящие по полевым дорогам. — Нет, если его дивизию ослабить, она не сможет выполнить поставленную перед ней задачу». По дороге из Снигиревки подходили все новые и новые подразделения, авангардные части, обозы. Командир 574-го пехотного полка немцев собирал их вместе и бросал в бой. Полковник Компаниец доложил, что разведчики обнаружили в восточной части Снигиревки скопление пехоты и танков. По всем признакам идет подготовка к решительным действиям на Ново-Петровку. В этих условиях надо было идти на риск, чтобы успеть разбить гарнизон узла сопротивления в Ново-Петровке до подхода новых сил.

Не прошло и пяти минут, как подполковник Завьялов был уже у меня. Он обладал удивительным чутьем быть вовремя там, где больше всего нужен. Ведь целый день находился в полках, а стоило мне принять решение ввести бригаду в бой, он тут как тут. Видимо, по обстановке понял, что дальше дело без него не обойдется. Когда он вошел в хату, мы слушали доклад генерала Тутаринова.

— В связи с тем, что через насыпь прорваться до сих пор не удалось, я решил, товарищ командующий, — комдив сделал паузу, давая возможность Завьялову доложить о прибытии, и продолжал: — ввести в бой свой резерв — 34-й полк из-за правого фланга первого эшелона дивизии.

Кивнул Завьялову, приглашая его тоже послушать.

— Решение, Иван Васильевич, правильное. Но этот полк придется забрать в мой резерв — Тутаринов хотел что-то сказать, но сдержался. — Наносить удар из-за правого фланга твоей дивизии будет мотострелковая бригада Завьялова. — Лицо его просветлело, и он произнес облегченное [111] «а-а-а». Я назвал исходный рубеж и время атаки. Завьялов тут же набросал предварительные распоряжения своим полкам и отправил офицеров связи. Мы сели за стол, чтобы по рабочей карте подробно наметить маршруты выдвижения и другие вопросы организации боя. Офицер оперативного отдела делал у себя заметки для последующего оформления боевого приказа. Получив указания, комбриг произнес свое совсем будничное: «Все будет в порядке, товарищ командующий, разрешите идти?» и тут же исчез за дверью.

Едва начало светать, мы были уже на командном пункте Тутаринова. Дом на южной окраине села Люблино хорошо подготовлен для этой цели. Отсюда просматривалась вся глубина поля боя: перед железнодорожным полотном закрепились кубанцы; по правому склону полк подполковника Иванова, по левому — полк майора Шакшаева. Некоторые подразделения залегли у самого грейдера в глубоком кювете, в ямах и в воронках.

— Там невозможно поднять головы, — сказал командир дивизии, увидев, что мы внимательно рассматриваем непосредственные подступы к населенным пунктам, — немцы ведут сильнейший огонь.

— Разрешите дать сигнал танковой атаки? — спросил кто-то сзади. Тутаринов вопросительно взглянул на меня.

— Разрешите, товарищ командующий?

Я кивнул головой. В небе вспыхнула серия красных ракет. Из-за домов, копен сена и лесопосадки появились танки 128-го полка.

Они неторопливо продвигались вперед и с коротких остановок стреляли по огневым точкам на насыпи. Отсюда открыли огонь противотанковые орудия. И в то же мгновенье где-то рядом раздались резкие хлопки выстрелов. Это артиллерия прямой наводки била по засеченным орудиям противника. Танки увеличили скорость. У насыпи казаки соскочили на землю и побежали вдоль нее к железнодорожному мосту.

— Это четвертый эскадрон капитана Стефанова, — объяснил Иван Васильевич. — Он уже прорывался ночью к селу, но там фрицев, как в бочке сельдей.

Танки прорвались через насыпь, и когда они появились в поле зрения, уже перед самой Дарьево-Александровкой, на их броне вновь сидели казаки Стефанова. Танковый десант ворвался в село. [112]

Боевые порядки бригады Завьялова были видны лишь в первый момент атаки. А затем, судя по бешеному треску пулеметов и автоматов, частым взрывом гранат и орудий, доносившимся из Ново-Петровки, там завязались яростные уличные схватки. Не выдержав одновременной атаки с севера и с востока, немцы бросились на юго-запад к Куйбышевке. Кавалерийский и танковый полки преследовали их, уничтожая огнем, гусеницами и в конном строю.

Наступление в общем развивалось успешно. Но когда рассвело, стало ясно, что именно сегодня нам предстоят новые решающие бои. В степи творилось такое, что в первый момент кое-кто даже схватился за голову. Сначала мы увидели выходящие из серой предутренней дымки прямо на нас большие толпы гитлеровцев. Напоровшись на наш кинжальный огонь, они залегли. Завязался огневой бой. Пока казаки кончали с ними, стало совсем светло.

По всей степи длинной цепью тянулись колонны немецкой пехоты, тяжело груженных автомашин, бронетранспортеров, танков. Сила шла на нас, прямо скажем, немалая. И главное — она все увеличивалась за счет новых сил, отходящих под ударами войск нашего фронта, наступающего с востока.

Мы тогда еще не знали, что ночью по целине в обход Ново-Петровки прошла колонна жителей, которых под конвоем гнали в фашистское рабство. Но, как мне потом рассказали, к счастью эта колонна (более пятисот человек) была перехвачена и освобождена казаками 40-го гвардейского кавалерийского полка. Другая такая же колонна двигалась на село Чернополье. Командир полка подполковник Головащенко послал наперерез ей 2-й эскадрон. Командовал этим подразделением храбрый и смекалистый офицер, старший лейтенант Митьковец. Прикрываясь лесопосадками и балками, он вывел свое подразделение к селу Бесчастное и, когда колонна подошла, внезапно напал на конвой. Советские люди были освобождены.

В это утро 12 марта войска Конно-механизированной группы выполнили, на мой взгляд, главную задачу — всеми силами первого эшелона захватили рубеж Червона Долина, Ново-Петровка, Бурхановка и закрепились по западным скатам балки. Теперь можно было с уверенностью [113] сказать, что нижнеднепровская группировка в основном окружена и пытается пробиться на запад. Но если с востока на нее давили 6-я, 5-я ударная и 28-я армии, а с севера — 8-я гвардейская армия, то нашей Конно-механизированной группе, наносящей удар с запада и перехватившей пути отхода 6-й немецкой армии, желательно было иметь сил куда больше. Как не хватало нам 23-го танкового корпуса! Не теряя еще надежд, я стал диктовать боевое распоряжение генералу Пушкину. Отправить его не пришлось. К рации меня вызвал начальник штаба фронта, находившийся в это время в городе Новый Буг. Из намеков и недомолвок я понял, что этот корпус для нас пока «орел в небесах».

Позже выяснилось, что 29-й армейский корпус немцев нанес контрудар в северо-западном направлении на Ново-Полтавку. Положение армии Чуйкова несколько осложнилось. Командующий войсками фронта ввел 23-й танковый корпус в бой. Фланговым ударом вдоль железной дороги корпус смял боевые порядки 32-й пехотной и 97-й егерской дивизий немцев. Положение, однако, продолжало оставаться напряженным, поэтому танковый корпус, на который мы так рассчитывали, был передан в оперативное подчинение командарма Чуйкова. Все это произошло уже без комкора генерал-лейтенанта Пушкина. Он погиб. Мне было известно, что утром 12 марта он выехал ко мне из-под Баштанки для получения боевой задачи. При подъезде к селу Ново-Ивановка осколок бомбы оборвал его жизнь. Тело комкора едва успели вывезти в тыл, так как в это время и начались очередные удары противника с целью прорыва.

О напряженном положении 8-й гвардейской армии говорится лишь в том смысле, что ей приходилось громить большое количество вражеских войск и в более сложных условиях, чем, скажем, 46-й армии генерала Глаголева, корпуса которого, прорвавшись через реку Ингул, ударили в тыл боевой группе генерала Тина, отбросив 57-й танковый корпус немцев к северо-западу. Перед ней теперь был только «фронт охраны коменданта 593-го тылового района» (560-й охранный батальон особого назначения) и другие тыловые части. Однако на правый фланг давила группа Кирхнера,{25} но сама она едва [114] сдерживала натиск 37-й армии генерала Шарохина. Словом, севернее нас фронт противника трещал по всем швам, но в полосе 8-й гвардейской его пока что успевали временно заделывать. А вот на южном крыле волна наступления главных сил нашего фронта продолжала теснить немцев и румын.

С выходом Конно-механизированной группы на пути отхода нижнеднепровской группировки все должно было, на мой взгляд, измениться. Мы, конечно, не могли, закрепившись на достигнутом рубеже, ждать, когда перед нами появятся ее главные силы, отходящие из-за Ингульца, чтобы громить их по мере подхода. Но теперь мы вели наступление лишь частью сил. Мысль была такая: если усиленным передовым отрядом удастся захватить более или менее выгодные для нас пункты на Ингульце, то можно будет всеми силами сделать бросок вперед и закрепиться на ее западном берегу. Если нет, то это будет отличная разведка боем. Вернее, даже по тем задачам, которые были поставлены (разгром штабов, узлов, отходящих частей, резервов, органов тыла и так далее), это были частные рейдовые операции с решительными целями. Они могли перерасти, в случае неудачи, в разведку боем, а в случае успеха — в продолжение наступления всей Конно-механизированной группы на рубеж реки Ингулец. Так думалось мне, когда ставил задачи: генералу Танасчишину захватить Снигиревку, а генералу Головскому — переправу у села Гагановки.

Весь день на всем фронте группы, буквально на каждом клочке земли, пылали жаркие бои. Немцы по всем дорогам и по бездорожью двигались отдельными плохо управляемыми частями и подразделениями, стремясь прорваться на запад. Казачьи дивизии уничтожали их картечью из орудий прямой наводки и огнем мелкокалиберной зенитной артиллерии (вся артиллерия дивизии была поставлена в боевых порядках спешенных полков), расстреливали из пулеметов, автоматов, карабинов, секли в конных атаках, давили гусеницами танков. Оставшиеся в живых беспорядочно распылялись по степи мелкими группами, в одиночку и всюду, где только возможно, просачивались на запад. Пришлось один полк генерала Головского перебросить из Бармашово в Киселевку, чтобы второй эшелон мог на более широком фронте перехватить этих «беглецов». [115]

О том, что творилось под Снигиревкой, стоит рассказать подробнее.

Где-то около 10 часов мы вернулись в штаб группы. Он располагался в селе Широкое (иначе оно называлось 3-е отделение Снигиревского зерносовхоза). К этому времени сюда прибыл и штаб генерала Жданова.

— Чем порадуешь, Владимир Иванович? — спросил я у генерала.

И он действительно порадовал.

— Тринадцатая и четырнадцатая механизированные бригады ведут бой у Снигиревки.

— Ворвались?

— Нет еще, товарищ командующий, — там создано нечто вроде предмостного плацдарма, фронтом на запад. Это целый укрепрайон. Командиры бригад докладывают, что у них на виду из Снигиревки на юго-запад, в обход Ново-Петровки, движутся колонны пехоты с большими обозами и стадами крупного рогатого скота.

— Это известно. На пути их движения выброшен 127-й кавалерийский полк, усиленный артиллерией и танками. Направьте одну танковую бригаду для атаки Снигиревки с севера. Надо во что бы то ни стало связать боем находящиеся там войска противника. И имейте в виду, если мы до ночи не возьмем этот, как вы назвали, укрепрайон, то ночью через него хлынут боевые части 44-го и правого крыла 72-го армейских корпусов противника. В этом случае, сами понимаете, их лучше бить на заранее подготовленных оборонительных позициях в сочетании с фланговыми ударами.

— Я понял Вас, — ответил Владимир Иванович, — а теперь разрешите доложить печальную весть. В бою за станцию Явкино погиб заместитель командира 15-й мехбригады гвардии майор Андреев. У хутора Зеленый Гай пал смертью героя командир 212-го танкового полка майор Мешков. Тяжело ранен командир 292-го самоходно-артиллерийского полка гвардии майор Похитонов... — Он назвал еще целый ряд офицеров, раненных в последних боях.

Нет ничего тяжелее, чем смерть дорогих товарищей, боевых друзей. Эти муки невосполнимых утрат вызывали в душе целую бурю гнева и беспощадной ненависти к врагу.

Генерал Танасчишин принял решение направить для [116] развития успеха на Снигиревку свою выдающуюся 36-ю танковую бригаду. С утра до поздней ночи шли бои за каждый метр земли. А силы противника, отходящие с линии фронта, все увеличивались и увеличивались. И ничего нельзя было снять с других участков, боевая нагрузка всюду была предельно напряженной и высокой. Невольно вспомнились слова пленного офицера: «Генерал Холлидт приказал все подчинить прорыву за Южный Буг».

В полночь решил поехать в бригады, готовящиеся к решающему штурму Снигиревки. Великолепный рослый жеребец, рыжий англо-дончак, широкой рысью шел по полевой дороге, тянувшейся вдоль лесопосадки. Нарядные белые «носки» на его длинных сильных ногах давно исчезли под слоем липкой грязи. Ехавшие со мной офицеры заметно отставали. Возле узкого перелеска мы обогнали самоходное орудие и вскоре пересекли лесополосу. Вдруг послышался шум моторов. Мы остановились. Кто-то из сопровождавших проскочил вперед — разведать, что там происходит. Отъехав немного, он резко повернул коня и поскакал назад.

— Немцы, товарищ командующий! Головные машины застряли в грязи. Кажется готовятся буксировать танками.

— Выдвигайте сюда самоходку. Встретим их на этом рубеже. — Вспомнил, что еще вечером видел в поле несколько орудий, рядом лежали убитые лошади. — Направьте офицеров разыскать в поле орудия и поставьте им огневую задачу: вести огонь по направлению перекрестка дорог. — Я указал на топокарте место, где находилась голова колонны немцев.

Замысел был таков: немедленно и скрытно выдвинуться вперед и ждать. Как только немцы возобновят движение, завязать бой. Это заставит противника развернуться именно на рубеже перекрестка дорог.

Едва успели мы выдвинуться к перекрестку, шум моторов стал быстро нарастать. Почти одновременно с появлением головного танка раздался выстрел нашей самоходки — вплотную в лоб танку. Мгновенно воздух наполнился раскатистым треском орудийных выстрелов. Слева совсем рядом послышались выстрелы нашего застрявшего орудия. К нему присоединился голос другого орудия. Заработало еще два-три ствола. Немцы по всей [117] глубине колонны разразились ответным яростным огнем. Ночную тьму прорезали тысячи огненных трасс. Теперь наши орудия били по вспышкам вражеских выстрелов. Создалась видимость грозного боя. Немцы начали откатываться к югу. Вся тяжелая боевая техника и колесный транспорт (ценные для нас трофеи) остались на дороге. Возле меня лежал, кажется, офицер связи от Тутаринова. Сообразив, что немецкая часть, отходя на юг, должна проходить перед фронтом 9-й гвардейской кавалерийской дивизии, он предложил:

— Разрешите, товарищ командующий, проскакать к комдиву, пусть ударит по ним с фланга, а то ведь могут уйти.

— Молодец, скачи. Передай, чтобы усилили оборону нашего штаба.

Офицер вскочил и быстро растворился в темноте, а мне подумалось: «Здорово научились воевать наши молодые офицеры: вовремя замечают слабости у противника и самым решительным образом стремятся бить по этим местам, бить насмерть».

Случайная встреча с немецкой частью заставила меня вернуться к мысли, что необходимо более надежно прикрыть все возможные пути отхода немцев в занимаемой нами полосе. Можно, конечно, продолжать наращивать усилия для взятия Снигиревки и захватить ее. Но, сосредоточив здесь силы и средства, мы ослабим другие участки, и противник без особых усилий может прорваться на запад и уйти за Ингул. Нет, надо прочно закрепиться, перекрыв все дороги, и хорошо организованным огнем в сочетании с активными боевыми действиями уничтожать на этих рубежах отходящего противника. А когда подойдут войска генерала Чуйкова, будет наверняка создаваться внутренний и внешний фронт окружения.

Пока мы подтягивали подразделения, вели разведку, закреплялись на захваченных рубежах, совсем рассвело. Мы увидели большое количество брошенных на дороге орудий и автомашин, были здесь и самоходки, и танки. Справа от дороги виднелись глубокие, почти в полметра «гусеничные» промятины ушедших к югу танков, а вдоль них широкая полоса следов солдатских сапог.

— Далеко не уйдут, — заметил кто-то из офицеров, — грязь помесят — и руки вверх.

Да-а, здесь на обветрии грязюка такая, что хоть [118] саманные кирпичи нарезай, — по-хозяйски рассудил другой.

В селе Спасское, куда мы приехали часов в десять, находился генерал-лейтенант Танасчишин. За эти несколько дней он осунулся, пожелтел, под глазами появились мешки. Я вошел в хату в тот момент, когда он кому-то внушал, что если бригада не удержится перед Снигиревкой, то... — дальше следовала вполне убедительная крепкая фраза.

— А вы, Трофим Иванович, докладывали, что Снигиревка чуть ли не взята, — начал я еще с порога, протянув руку, чтобы поздороваться.

— На рассвете ворвались, а вот удержаться не смогли. Положение, товарищ командующий, мы восстановим.

— А может быть это не обязательно делать?

— Что не обязательно? — не понял комкор.

— Брать Снигиревку. Давай подумаем.

— Дело, Исса Александрович, не только в Вашем приказе — взять. Немцы могут использовать реку Ингулец как промежуточный рубеж обороны. Снигиревка в этом случае будет узловым пунктом в системе этой обороны.

— В общем-то это правильно. Но с того момента, когда Конно-механизированная группа овладела рубежом, на котором мы находимся, Ингулец утратил для немцев свое оборонительное значение. Среди командиров отступающей на запад армии вряд ли найдется такой сумасшедший, который решится на ходу развернуть, ну скажем, корпус фронтом на восток, заранее зная, что свой тыл ему придется базировать на боевые порядки крупной советской подвижной группировки. Нет, это было бы скорее всего похоже на самоубийство. Попытавшись закрепиться на Ингульце, их корпуса, а тем более части прикрытия, окажутся между молотом и наковальней.

Комкор что-то прикинул на своей рабочей карте, повел плечом и не очень решительно произнес:

— Да, пожалуй, в этой мысли есть, так сказать, рацзерно. Я на минуточку представил себя на месте того немецкого комкора, которому предстоит, защищаясь от наседающих с фронта войск, отходить прямо на боевые порядки другой группировки.

— Добавьте, что при этом он не имеет хорошо организованного ни оборонительного, ни наступательного [119] построения боевых порядков. Для этого у него просто нет времени и возможности.

— Да, да, это весьма существенный момент.

— В таком случае, продолжая активными действиями связывать немецкие части в районе Снигиревки, вы должны своей главной задачей считать решительный разгром отходящих войск противника на рубеже Ново-Троицкое, Червона Долина. Можно быть уверенным, что скоро мы установим тактическую связь с передовыми частями 8-й гвардейской армии.

Мне показалось, что у генерала улучшилось настроение.

— Разрешите доложить обстановку? — спросил он.

— Продолжайте работать, а я просмотрю боевые донесения командиров бригад.

Офицер молча подал мне полевую книжку, открытую на странице, исписанной убористым почерком.

«13. 3. 44 г. 5.00 13 гвмбр{26} ворвалась на Сев. окраину Снигиревки, 14 гвмбр овладела несколькими домами сев.-зап. окраины Снигиревки, 138 омсб{27} вышел к Снигиревке.
5. 30. Противник предпринял контратаку с сев.-зап. окраины. Отбит с тяжелыми потерями.
6. 30. Новая контратака. Отбита.
8. 00. Введя в бой танки и крупные силы пехоты, противник контратаковал с северо-западной и западной окраины.
9. 00. 13 и 14 гвмбр, 36 гвтбр под давлением численно превосходящих сил противника отошли и заняли оборону в 2 км северо-западн. и зап. Снигиревки...»{28}

— Наша разведка установила, — начал докладывать Танасчишин, заметив, что я закончил читать, — в Снигиревке быстро сосредоточиваются крупные силы пехоты, артиллерии, танков.

— Тем более, примите самые решительные меры прочно закрепиться на указанном корпусу рубеже. По всему видно, сегодня будет решающий горячий денек...

Вдруг я почувствовал запах жаркого, и у меня невольно вырвался возглас, который был понят правильно.

— Минут через пять будет готов, — заговорщически [120] улыбнулся Трофим Иванович и продолжал: — В Снигиревке остался наш танк № 17. Несколько раз его видели на окраине. Налетит на немецкие боевые порядки с тылу, посвирепствует и снова исчезает в селе. Командир танка, младший лейтенант Сивков, совсем еще безусый юноша. Вряд ли он долго продержится. Село запружено немцами.

— Ему бы надо вырваться через южную окраину.

— Да, видимо, он не думает отходить. Был момент, когда танк № 17 вновь атаковал немцев на окраине, наше танковое подразделение предприняло попытку прорваться к нему. В общем получилось неудачно, хотя экипаж лейтенанта Мурмахамедова, протаранив орудие и подбив один «фердинанд», достиг окраинных домов. Но Сивков опять ушел в село. Мурмахамедов, чудом уцелев, едва вернулся. Дров он наломал у фрицев изрядно. Выложил весь боекомплект.

Нашу беседу прервал вошедший с донесением переводчик немецкого языка при штабе корпуса. Он доложил, что по сети радиостанций 6-й немецкой армии передан боевой приказ от 12 марта 1944 года. В связи с кризисной обстановкой начало его передано открытым текстом. В нем говорилось:

«Общее положение требует немедленного наступления корпуса по направлению к западу (подчеркнуто мной — И. П.) с оставлением арьергардов, с определением центральных мест и дорог.
1. Цель наступления «Волк».
2. Цель наступления «Выдра».
3. Цель наступления «Медведь».
Затем через Ингул на запад».

Было совершенно ясно, что «Волк», «Выдра» и др. — это шифр промежуточных рубежей. И если Ингулец — это «Волк», то «Выдру» мы уже прибрали к рукам, а «Медведя» — то есть балку Белозерскую — последний выгодный рубеж обороны перед рекой Ингул — «оседлала» на этом направлении 10-я гвардейская кавалерийская дивизия.

— Теперь понятно, почему немецкое командование так массированно и яростно стремится отодвинуть наши бригады подальше от Снигиревки. Главный удар будет наноситься вдоль дорожной магистрали Снигиревка — Николаев, — произнес Танасчишин так, будто объяснял свои действия под Снигиревкой. [121]

— Возможно, что в первом варианте так и будет, — согласился я. — Поэтому будьте в готовности частью сил нанести фланговые контрудары: первый — в направлении железнодорожной станции Снигиревка; второй — на Дарьево-Александровку.

Соединившись со штабом генерала Пичугина, отдал указание прочно удерживать рубеж Дарьево-Александровка, Любино и подготовить контратаку с юга силой одного кавалерийского полка, усиленного танками в направлении железнодорожного моста восточнее Дарьево-Александровки.

Бывалые фронтовики, подобно опытным поморам, по многим, только им знакомым признакам, безошибочно определяют порывы боевой бури. А в бурю капитан судна должен быть на капитанском мостике, чтобы видеть каждую буйную волну. Забыв о завтраке, прощаюсь с генералом Танасчишиным и направляюсь в 13-е отделение совхоза Снигиревки. Подъезжая — это было часов в девять — заметил, что хутор почти ничем не прикрыт. А там на шоссе взахлеб строчат пулеметы и автоматы, с тяжелой отдышкой, не переставая, ухают минометы, наперебой бьют орудия, танки и самоходки. За этим сплошным гулом не слышно натужного рокота моторов и боевого клича казаков, а казаки редко дерутся молча. В свой двенадцатикратный бинокль я отчетливо вижу, что творится перед лесопосадкой. Гитлеровцы под прикрытием танков и самоходной артиллерии откатываются назад. По железной дороге медленно движется немецкий бронепоезд. Он бьет из всех орудий и пулеметов, бьет неторопливо, расчетливо. Над темной полосой леса вьются шлейфы черного дыма. Их много для одной атаки. И трупов в поле слишком много. Я знаю, что танковое кладбище немцам «организовал» майор Костылев. Его 152-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк поставлен мной на пути движения главной группировки противника. За таким противотанковым щитом генерал Тутаринов может скрестить мечи со свежей, сильной группировкой врага.

На улице, возле сарая, стояли генерал Пичугин и полковник Марченко.

— Очень вовремя мы закрепились на этом рубеже, товарищ командующий, — начал докладывать генерал Пичугин. — Кажется, начали отход главные силы нижнеднепровской [122] группировки противника. Только что отразили вторую атаку 304-й пехотной дивизии.

— Вам офицер связи передал, чтобы были приняты меры для надежного прикрытия штаба? — спросил я.

— Да. Вперед выдвинут комендантский эскадрон.

— Товарищ Марченко, немедленно организуйте на этом участке противотанковый заслон. Перебросьте сюда не менее двух батарей из полка Костылева.

Командующий артиллерией группы повторил приказ. Делал он это не из стремления подчеркнуть готовность к ревностному выполнению любого приказа, нет. Просто ритуалы армейской службы были у него, как говорится, в крови. Вскочив на своего рослого гнедого жеребца, он ускакал в сторону Дарьево-Александровки.

Через час вдали показалась огромная колышущаяся масса. Она медленно и угрожающе надвигалась на нас. Вот уже можно различить приземистые танки и самоходные установки, видны боевые порядки пехоты. А перед нами нет ни одного орудия. Коноводы на всякий случай подводят наших тонконогих красавцев. Радисты впрягают в повозку свою цуговую семерку. И в это время из-за лесополосы вылетают три всадника и, подскакав к нам, резко осаживают коней. Это полковник Марченко и командиры батарей капитан Духовный и капитан Фирсов. Не дав им доложить, я показал на приближающегося противника.

— Надо сделать так, чтобы штаб работал в более или менее нормальных условиях. Надеюсь на вас и ваших гвардейцев.

Комбаты дружно выкрикнули бодрые заверения и пришпорили своих коней. Батареи пронеслись мимо, не замедляя хода. Любо было смотреть, как лихо, на большой скорости, сделав вольт влево, они развернулись и мгновенно изготовились к бою. Командир 4-го гвардейского отдельного истребительно-противотанкового дивизиона капитан Марченко (однофамилец полковника) занимал позиции на флангах батареи.

Следует сказать, что этот дивизион был необычного состава. На его вооружении находились орудия, противотанковые ружья и гранаты, пулеметы станковые и «ДШК». В боевые порядки артиллерии выдвинулись и взводы управления батарей.

Мне не пришлось наблюдать этот героический [123] бой. Было много других неотложных задач по обеспечению разгрома отходящей группировки врага. Но мой слух верно улавливает интонацию боя. Возбужденный «речитатив» противотанковых и мелкокалиберных зенитных орудий становится более раскатистым и мощным. Короткий стрекот пулеметов «ДШК» слился в сплошной треск, напоминающий горящую тайгу. Но вот в говоре батарей послышались глухие, надрывные звуки. «Начали бить шрапнелью, — определяю я, — значит пехота подошла близко к батареям». Мне очень хочется самому увидеть, что там делается. Заканчиваю диктовать боевое распоряжение и выхожу из хаты на улицу. Мимо на бричках везут тяжелораненых. Останавливаю.

— Передайте комбатам Духовному, Фирсову и другим, — всем, кого встретите, что все мы восхищаемся их героизмом и совершенно уверены, что враг живым не пройдет.

— А як же, мы ездовые, каждый раз так и передаем: смотрит, дескать, на вас командующий. Орлы, говорит, батарейцы, герои. А як же, так и говорим. А они — передай командующему, пусть не сомневается, выдюжим.

И они выстояли, эти храбрые артиллеристы майора Костылева. Немецкая атака была отбита с большими для них потерями. «Мы хорошо знали, что они пройдут только тогда, когда остановится дыхание последнего из нас». — Это слова из письма командира 3-й батареи капитана Духовного. [124]

Размах и напряжение боя все увеличивались. К середине дня позиции Конно-механизированной группы атаковали 370-я, 304-я, 335-я и 9-я пехотные дивизии. Это значило, что 5-я ударная армия прижала противника к реке Ингулец, и начался отход его главных сил, безудержно рвавшихся на запад. Но на это они могли уже не надеяться. Вся артиллерия, танки, самоходки и зенитки группы стояли на прямой наводке. Массированный огонь вырывал из боевых порядков врага огромные куски пехоты, горели черными факелами танки и «фердинанды». Части противника на глазах таяли, рассыпавшись по степи, метались они в поисках спасения. А вдали появлялись все новые волны атакующих гренадеров. Ввиду колоссального расхода боеприпасов и необходимости их экономии в ход пошло трофейное оружие, а накал боев продолжал нарастать.

В это напряженное время я получил телеграмму Маршалов Советского Союза Василевского и Малиновского. Они выражали свое восхищение действиями Конно-механизированной группы, желали дальнейших боевых успехов и передавали привет личному составу войск. Нам ставилась задача прочно удерживать район Киселевка, Бурхановка, Октябрьский, Бармашово. Не допускать прорыва противника на запад. Войти в связь с 5-й ударной и 28-й армиями.{29}

— Благодарю за поздравления. Передам их личному составу группы. Прошу подбросить по воздуху боеприпасы. Приказ будет выполнен.

Ночью прилетели «Дугласы» и прямо на наши боевые порядки сбросили на парашютах боеприпасы. Казаки, артиллеристы и танкисты ликовали. Весь день 14 марта войска Конно-механизированной группы продолжали громить главные силы нижнеднепровской группировки, а вечером вошли в связь с 5-й ударной армией. Ее 37-й стрелковый корпус утром следующего дня форсировал Ингулец в районе Евгеньевка, Снигиревка, Ивановка и вышел в район действия Конно-механизированной группы.

...Много лет спустя ко мне попал журнал боевых действий 6-й армии генерала Холлидта. По поводу попытки прорваться к Южному Бугу на Николаев, который был [125] объявлен Гитлером «укрепленным городом Николаев», писалось: «Неудача этого наступления (имеется в виду прорыв из окружения — И. П.), означала бы конец для 6-й армии. Между рекой и морем она была бы уничтожена. Шел бой на жизнь или смерть с немилосердным врагом и против произвола сил природы...» Частица «бы» тут явно не к месту. Уже 14 марта войска 6-й и 5-й ударной армий вышли к району Конно-механизированной группы. Все части, находившиеся между нами, были разгромлены и рассыпались, словно кирпич под прессом. Мне было приказано повернуть группу на запад и форсировать Ингул в районе Пересадовки и развивать наступление на Николаев.

Генерал-полковник Холлидт, потеряв надежду спасти нижнеднепровскую группировку, предпринял попытку «организовать защиту Буга... и обеспечить охрану предмостных плацдармов: Николаев, Трихати и Вознесенская». Выполнение этих задач было затруднено активными действиями местных партизан. Об этом мы узнали из попавшего к нам приказа командующего «армией мстителей», в котором он, ввиду «возникших в районе Николаева беспорядков», приказывал «сформировать в черте города свободные части из находящихся в городе войск и разместить их в рабочих районах города и на верфях». Но эти меры, видимо, показались Холлидту недостаточными. По его приказу 9 марта началась эвакуация из города всех мужчин, способных носить оружие.

Вплоть до 17 марта велись действия по ликвидации остатков «армии мстителей», развивая наступление на Николаев. Вечером этого дня я получил радиограмму генерала Корженевича. Конно-механизированной группе ставилась задача переправиться на западный берег реки Ингул на участке колхоза Ново-Данциг и к утру 18 марта сосредоточиться в районе Леополь, Ново-Шмидтовка, Красно-Владимировка, Сухой Еланец. Привести в этом районе Конно-механизированную группу в полный порядок и подтянуть сюда же свои тылы.

Ночью к местам переправы двинулись колонны казачьих, артиллерийских, танковых полков. На лицах воинов была печать бесконечной усталости, но глаза их блестели от сознания гордости за свои славные боевые дела.

Весь личный состав Конно-механизированной группы [126] уже знал, что в сводке информбюро от 16 марта говорилось:

«Главное поражение нанесено противнику 13–16 марта 1944 года, когда немецкое командование, в связи с выходом гвардейской группы генерал-лейтенанта Плиева на немецкие тылы, потеряло всякое управление войсками и отходило на запад группами и даже одиночным порядком».{30} [127]



Найти:на:

Copyright © 2005 by pliew